с бумагами, — заявил Фигаро, разваливаясь в кресле. — Терпение, мой друг, есть величайшая благодетель!
— По-моему вам просто лень рыться в этом хламе, — проворчал Гастон, открывая первую книгу.
Следователь сделал вид, что не услышал.
…Они сидели на стволе огромного поваленного дерева, упавшего, должно быть, несколько десятилетий назад. Лиза, сняв свой неизменный берет, болтала ногами и охотничьим ножом срезала мелкие сучки с длинного прутика, а Фигаро просто курил трубку, щурясь на солнышке и провожая взглядом носящихся над водой уток.
—…вот так я и поступил в ДДД, — закончил он свой рассказ, выпуская дымное колечко. — Я же говорил — скучная история.
— Ни одна история не скучна, — возразила девушка. — Особенно рассмотренная в контексте других историй.
Он рассмеялся.
— Иногда вы рассуждаете как древняя ведьма из Академии.
— Иногда я и чувствую себя древней ведьмой…
В воде плеснула рыба и по поверхности пруда пошли широкие круги. Фигаро вздохнул.
— А я еще думал: приеду, порыбачу, поохочусь… Ага, сейчас… Кстати, Лиза, а что это у вас в волосах?
— Это? — она тряхнула головой. — Роза. Неужели не видно?
— Да, но это… голубая роза!
— Ну да. И что?
— Таких не бывает.
— Бывают, Фигаро, еще как бывают. Но они очень редки. Это продукт колдовства; четыреста лет назад их создала сама Моргана. Эти розы растут только там, где есть эфирные аномалии — из них они берут жизненные силы, как простые розы — от солнца… У нас в «Старых Кленах» их можно иногда встретить. Говорят, что если их сорвет рука колдуна, то они никогда не завянут.
— Вы колдунья?
— Ну что вы! — она засмеялась. — Не хотелось бы мне иметь цветок, который живет вечно. Это как-то неестественно. Цветы должны засыхать, вянуть, опадать…
— Как-то мрачно вы рассуждаете, Лиза.
— А если бы розы цвели вечно, то как бы мы вообще узнали, что они — хрупки и прекрасны?
— Вот так мне больше нравится.
Она улыбнулась и покачала головой.
— Вы забавный, Фигаро. Вы прекрасно знаете, что в небе бывают облака, но искренне удивляетесь, попав под дождь. Я бы назвала вас идеалистом, но это как-то не вяжется с вашей профессией.
— А вдруг я просто не люблю попадать под дождь?
— Знаете, рядом с вами очень легко. Вы не строите из себя черт знает что, а еще — очень любите, когда все просто и понятно.
— Мне то же самое как-то сказала одна лиса.
— Лиса??
— Демон Внешних Сфер.
— Ого…
— Кстати, о дожде: тучи собираются.
— Да, точно. Но польет только завтра.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Это хорошо, — Фигаро улыбнулся. — Значит, будет повод засадить себя за бумаги… Я, кстати, тоже занялся историей этих краев, пусть и поневоле.
— Что вы говорите? — заинтересовалась Лиза.
— Да-да. За вчерашний день я умял три книги Лары Ортьерн, «Легенды Магии» Жюля Каре, и по мелочи: Мюре, Круасо, Солодкова, Рафаэля Бирда…
— Да вы сошли с ума! — Лиза рассмеялась. — И что вас сподвигло на сей подвиг?
— Ну… — Фигаро сдвинул котелок на затылок и почесал лоб, — я ищу информацию о некоем существе… Скажите, Лиза, вы когда-нибудь слышали легенду о Черном Менестреле?
— У Круасо вы о нем ничего не найдете. — Она покачала головой. — И у Солодкова тоже, хотя его книги — настоящая сокровищница легенд… Фигаро, вы, конечно, не историк, но неужели вам не приходило в голову, что легенда может быть лишь надстройкой над абсолютно реальными событиями?
— Признаться…
— Вы же знаете, что в основе любой легенды лежит некая история… Ну хорошо, пусть не всегда реальная, но проверить-то это можно!
— И вы знаете, где искать нужную мне информацию?!
— Спокойнее, Фигаро, спокойнее! — она снова засмеялась. — Вы сейчас похожи на гончую, которая вдруг поняла, что эта странная штука позади — ее хвост. Да, я знаю, где искать. Более того, я помню эту историю очень хорошо, потому как она тесно связана с тем, что в этих местах вытворял Годфрик Анауэльский… Вам нужно было просто посмотреть в архивах Старой инквизиции, вот и все.
— Лиза… — следователь сглотнул, — я был бы очень признателен…
Она щелкнула его пальцем по носу.
— А вот этот жутко официальный тон вам совсем не идет. Потому что вы на него срываетесь тогда, когда смущаетесь или злитесь. Конечно, я расскажу вам о Черном Менестреле. Хотя это и очень грустная история.
Она села, подобрав под себя ноги, склонила голову и, немного подумав, сказала:
— Черного Менестреля звали Август Клер. Он был сыном барона Клер, аристократа, едва сводившего концы с концами, но внезапно разбогатевшего перед самой Второй Реформацией. В этом нет ничего удивительного, тогда многие сделали хорошие деньги, торгуя с Конклавом Трех Корон: оружие, хлеб, фураж… Но недоброжелатели, коих у барона хватало, пустили слухи, что разбогатеть ему помог дьявол. К тому же сын барона был талантливым колдуном, что лишь подогревало ненависть к этому семейству. Лоялисты даже пытались убить барона, но у них ничего не вышло. Полетели головы, однако, сами понимаете, популярности Клеру-старшему это не прибавило.
Но у барона была и другая проблема: его сын страстно любил одну девушку. Не простолюдинку, как потом переврали, о нет; она была родом из знатной семьи, получила хорошее образование, была мила собой, словом, обладала всеми необходимыми достоинствами, кроме одного — она не была богатой наследницей. Семейной драмы, впрочем, не получилось; барон Клер любил своего сына и, в конце концов, смирился с неизбежностью финансово невыгодного брака, тем более, что его состояние все росло и росло.
— А как звали девушку?
Лиза пожала плечами.
— Не помню. Это важно?
— Да нет, не особо. Продолжайте, прошу вас.
— Перед самой свадьбой случилась беда: невеста Августа Клер заболела. Это была не обычная болезнь, о нет, — это было проклятие. Никто так и не узнал, кто наложил его, но колдовство оказалось очень эффективным: девушка таяла на глазах. Семейный лекарь барона дал ей неделю.
Август был безутешен. Он заперся у себя в лаборатории, не ел и не спал трое суток, и, в конце концов, создал могущественный даже по современным меркам артефакт — свирель. Сегодня ее бы назвали «гармоническим проектором». В руках юноши она